Войтовский нервно покусывал губы, ему было дико слышать о какой-то Яне Хромовой, которую он сначала знал как Герцогиню, потом как Марину Комлеву. Что они говорят?

– Я видел ее паспорт, – сказал он. – Там ее фотография, имя, фамилия! Это Марина!

– Невыразительное лицо, маленькие глаза, широкий нос, белесые брови и ресницы, редкие волосы, – перечислил Смирнов. – Так?

– Вы описали Марину, – заявил Стас. – Точно!

– Нет, Яну, – возразил Хромов. – Я что, собственной жены не узнал бы?

– Они просто очень похожи.

Воцарилось молчание. Каждый размышлял о происшедшем со своей точки зрения.

– Почему же Яна решила забрать письмо? – первым не выдержал паузы Валерий. – Если сама же его написала и оставила Вере Петровне?

– Передумала продавать раритет. Господин Войтовский убедил ее, что печать бесценна и способна принести неизмеримые блага своему владельцу. На каком-то этапе развития событий Хромова вспомнила о письме и захотела забрать его, но... опоздала. А когда поняла это, время уже работало против нее. Ей следовало спешить!

– Я сам искал тайник, – признался Леонард Казимирович. – В дневнике дяди я прочитал о судьбе погибшего во время польско-литовской кампании молодого Войцеха Войтовского, который состоял в тайном обществе и якобы был послан в Россию по важному поручению... да не смог его выполнить. У него было тайное имя – Пилигрим, которое я позаимствовал для переписки и покупок антиквариата. Красивые вещи, пропитанные романтикой ушедших веков, – моя слабость! Я начал копаться в литературе, архивах, переписываться с историками, специалистами в этой области и напал на след «склепа». Он вел в Россию, как и писал дядя. В одной захудалой галерее живописи под Старицей мне удалось просмотреть архив бывших владельцев той усадьбы, и в некоторых письмах я наткнулся на множество упоминаний о Смутном времени начала семнадцатого века. Хозяева поместья гордились тем, что земли и привилегии они получили от государя за оказание сопротивления самозванцам, ставленникам Речи Посполитой, кои были разбиты наголову не без участия оных бояр. У сих господ служил лекарь, «зело искусный», которого однажды тайком вызвали к умирающему молодому поляку. Лекарь не отказал в помощи. Умирающий бредил, и врач, который кое-как умел изъясняться по-польски, обратил внимание на его бессвязные, часто повторяющиеся слова о каком-то важном поручении. Заподозрив, что перед ним шпион, верный слуга доложил об этом боярину. Тот послал за раненым солдат, однако они застали чужеземца уже мертвым. Невозможно передать волнение, охватившее меня при чтении этих строк. Я сразу понял, кем был раненый и какое поручение он имел в виду, сопоставил даты и убедился в правильности моей интуитивной догадки. Я вернулся в Москву, чтобы продолжить поиски уже в более узкой области, и тут мне повезло – в одном из антикварных салонов попался ковчежец. Тогда я и познакомился с... она назвалась Герцогиней. Теперь я в растерянности по поводу ее имени – Марина, Яна... вы меня окончательно запутали.

– Яна до последнего держала вас в неведении, господин Войтовский, выдавая себя за посредника, – продолжил сыщик. – Примерно два года назад она добралась до тайника; найденные старинные предметы и манускрипт увезла с собой, а кремниевый ящичек с печатью спрятала в сарае у Лукерьи, то есть у Драгиных, – зарыла в углу и забросала сверху хламом. Читая и перечитывая содержание манускрипта, коряво переведенное с древнего языка, она сообразила, что невзрачная вещица как раз и является самой большой ценностью. Поразмыслив некоторое время, Хромова начала со всеми предосторожностями продавать вещи из тайника – выставила их на виртуальный аукцион в Интернете, нигде не показывалась и общалась, за редким исключением, через электронную почту. Понемногу она осмелела и подумала о печати Тутмоса. Полагаю, действия, совершенные ею, – то бишь размещение в книжном магазине условных знаков, рекламный текст, письмо, которое она напечатала и оставила Вере Петровне, – были продиктованы манускриптом. Он содержал рекомендации, как непосвященному следует поступить с реликвией.

– В старинном манускрипте про магазин не сказано, – возразил Войтовский. – Я его читал.

Ночью, после «спектакля» в квартире Стаса, Смирнов и Войтовский поехали к последнему и устроили обыск. Под кроватью в спальне они обнаружили кожаную сумку, в которой лежали кремниевый ящичек и несколько пожелтевших кусков пергамента с рукописными текстами на латыни и еще двух языках. У Леонарда Казимировича затряслись руки, а лицо покрылось красными пятнами. Герцогиня прятала все это буквально у него под носом, а он ни о чем не подозревал. Ах, простофиля!

Ева помешала его воспоминаниям.

– Я тоже пыталась применить свои знания латыни для прочтения пергамента, – сказала она. – И далеко не все поняла. Неизвестно, где Хромова прятала листок с переводом – возможно, она его уничтожила, предпочитая хранить содержание в памяти. Не исключено, что перевод лежит где-нибудь в квартире, которую она снимала.

– В сущности, текст манускрипта Яне был уже не нужен: ценность представляла сама старинная рукопись на пергаменте, – добавил Смирнов. – За нее коллекционеры дали бы немалую сумму.

– Кое-что там можно понять! – мрачно прокомментировал Войтовский. – Фраза о «пище Богов», например, недвусмысленно толкуется как позволение продать остальные предметы из тайника, дабы позаботиться о печати. «При нужде употреби пищу, данную Богами, во благо Тутмоса».

– Получается, Хромова действовала в соответствии с рекомендациями! – усмехнулся Стас. – Она ничего не нарушила. Ей же нужны были средства для покупки магазина и размещения в нем информации. Условных знаков!

– Пока Яна не запросила за раритет миллион долларов, она не выходила за рамки дозволенного, – сказала Ева. – Но когда решила и деньги получить, и реликвию оставить себе, тут уж... стоило всерьез задуматься о безопасности.

– Так вот о какой пище Богов говорил монах! – встрепенулся Хромов. – Еще он упоминал о выполненных условиях.

— Видимо, имелись в виду магазин и продажа ценностей из тайника, – кивнула Ева. – Устраивая «склеп» четыре века назад, люди смутно представляли себе, как могут развиваться события, и поэтому изложили общие рекомендации. Хромова сама придумала способ объявить о печати, привлечь к себе внимание заинтересованных лиц. Она побаивалась мести братства, если продаст реликвию, – потому решила запросить миллион долларов у самого ордена. Вряд ли Хромова до конца верила в существование мифической организации, но чувство опасности у нее было прекрасно развито. Когда же она явилась за письмом и обнаружила, что ее опередили, стало не до шуток. Сразу после посещения магазина Яна переоделась и поехала в Рыбное, за печатью, ведь реликвия до сих пор оставалась в сарае Драгиных. Думаю, где-то по дороге, возможно, у дома Федотьи, куда она тоже собиралась наведаться, Яна заметила еще одного человека, который направлялся туда же.

– Зачем Яне идти к Хлебиным? – удивился Валерий.

– Кто знает? Возможно, хотела забрать кое-какие вещи, фотографии, например. Она же собиралась исчезнуть, став Мариной. К чему ей снимки, на которых ее смогут узнать? Мало ли какие мысли роятся в голове женщины, охваченной паникой?

– Затрудняюсь сказать, за кого Яна приняла меня, – улыбнулся Всеслав. – За посланника братства или кого-то еще, но к Федотье она не пошла, отправилась следом за мной. Снег и ветер облегчили ее задачу. Возможно, она ехала в Рыбное в том же автобусе, что и я... краем уха слышала мой разговор с одним из местных жителей и насторожилась еще больше. Когда же я зашагал к Кудеярову дереву, Хромова пустилась вдогонку. Не имею понятия, что она себе вообразила... однако умудрилась подкрасться совсем близко и столкнуть меня вниз, на камни. Инстинкт самосохранения удесятерил ее силы.

– Яна на том обрыве каждую пядь земли изучила, как свои пять пальцев, если искала что-то, – сказал Хромов. – Она дотошная.